Версия сайта для мобильных устройств | English version

06.07.2010

В России существует предусмотренная законом возможность проводить опыты на больных людях без их согласия

редакцию "Новой газеты" позвонил врач-психиатр с 52-летним стажем Эммануил Львович Гушанский, в прошлом заместитель главного врача психоневрологического диспансера №21 города Москвы, эксперт бюро независимой экспертизы "Версия". В то, о чем он рассказал, с первой попытки поверилось с трудом.

Но подробное изучение одной из статей принятого в апреле Закона "Об обороте лекарственных средств" подтвердило - в России вновь была продублирована законодательная возможность проводить опыты на больных людях без их согласия.

Часть 7 статьи 43 ФЗ:

"Допускается проведение клинического исследования лекарственного препарата для медицинского применения, предназначенного для лечения психических заболеваний, с участием в качестве пациентов лиц с психическими заболеваниями, признанных недееспособными в порядке, установленном законодательством Российской Федерации. Клиническое исследование лекарственного препарата в этом случае проводится при наличии согласия в письменной форме законных представителей указанных лиц".

Собственно, такая возможность предусматривалась и старым законом о лекарственных средствах, что вызывало резкую критику общественности. Предполагалось, что из нового закона эта строка будет удалена. Не вышло, и теперь когда закон вступит в силу, агент фармкомпании сможет навестить любой психоневрологический интернат (ПНИ) или больницу с предложением главному врачу, от которого невозможно будет отказаться. Законодательно дозволенный сценарий позволит администрации психоневрологического интерната (по совместительству опекуну недееспособных пациентов) проводить испытания новых препаратов на своих подопечных. Учитывая, что за последнее десятилетие резко выросли объемы фармрынка, такая возможность дорогого стоит. Сомнений в том, что это будет происходить не на безвозмездной основе, лично у меня нет. Но определение "коррупция" в данном контексте совершенно неуместно. Нет нарушения закона. И значит, страшно притягательным становится появление фармацевтического коммивояжера с предложением взаимовыгодного сотрудничества на пороге какого-нибудь глухого провинциального ПНИ с ничтожным финансированием.

Сообщать пациентам о том, что на них проводятся испытания, естественно, не станут. Недееспособные в нашей стране посредством пары строк в законе автоматически переходят из разряда граждан в разряд биомассы.

Оговорюсь: считать, что в современном мире можно обойтись без испытаний новых лекарств, абсурдно. Но не прописать отчетливо в законе процедуру этих испытаний, максимально защищающую недееспособных граждан от произвола, - безответственно.

Существующая международная практика в подобного рода испытаниях руководствуется Хельсинкской декларацией (последняя редакция утверждена в 2008 году).

Согласно декларации, недееспособные лица могут включаться в медицинские исследования. Но такие испытания допускаются, только если они служат улучшению здоровья участников и только если их невозможно проводить на здоровых добровольцах. Риски таких исследований должны быть сведены к минимуму, причем организаторы обязаны разъяснять их суть пациентам в доступной для них форме. В случае если недееспособный испытуемый может выразить согласие на участие в исследовании, письменное согласие законного представителя дополняется документом, который подписывает пациент. Пациент не должен находиться в зависимом положении по отношению к исследователю, не должно быть риска получения согласия на участие под принуждением.

Теперь нужно включить воображение и представить, с каким "тщанием" все эти правовые нюансы, не упомянутые в российском законе, будут соблюдаться в рамках отечественных реалий. Не смешно.

Первое, что я сделала, узнав об этой коллизии, позвонила в Питер, моему давнему знакомому Юре Кузнецову. Юра - инвалид и сирота. Детство и юность провел в специнтернате для детей-инвалидов. Потом пять лет в психоневрологическом интернате, куда страна его определила не по факту диагноза, которого у него нет, а по сложившейся традиции социального обеспечения. Короче, Юра в теме по поводу того, что есть жизнь и права человека в психоневрологическом интернате.

Он задыхался от возмущения: "Психоневро-логические интернаты сегодня становятся "зонами". Туда люди попадают по "приговору", чтобы его отменить, нужны нечеловеческие усилия. Я сам через это прошел. То, что в нынешней системе руководитель пнИ одновременно является и опекуном, - чудовищно. Это практически делает людей абсолютно незащищенными от любого произвола. Конечно, лекарства надо испытывать, но это может позволить себе только общество, которое защищает недееспособных, а не уничтожает их".

Скорость, с которой был принят Федеральный закон "Об обороте лекарственных средств", можно считать рекордной - на все слушания и финальное подписание ушло чуть больше месяца.

Можно было бы предположить, что мелкую строчку, перескочившую из прежнего закона, просто не заметили, но не заметить правового нонсенса на слушаниях было невозможно: депутат от ЛДПР Валерий Селезнев трижды выступал с жесткой критикой полукриминального пункта в законопроекте. И еще можно было бы предположить, что его аргументы сочли эмоциональным возмущением дилетанта - неспециалисту судить о тонкостях узкопрофессиональной проблемы сложно. Но экспертные мнения по этому вопросу в процессе разработки закона определяющими не стали.

Между тем психиатрическое сообщество остро отреагировало на строчку в законе.

Источник: